Мы стояли на улице в Мариуполе, разговаривали с группой местных. Что-то громкое опять прилетело в «Азовсталь».
– Хай они горят синим пламенем эти азовцы! — сказала женщина. – Заварили бы их там!
Сказано это было с таким ожесточением, что ее слова трудно было принять за произнесение того, что мне – россиянке – было бы приятно слышать. Я начала спрашивать – откуда такое отношение к «Азову», к ВСУ.
Мне как обычно рассказали о том, что женщин, которые в первые дни войны пытались противостоять появлению огневых точек в их домах, били прикладами, как расстреливали людей, просивших военных уйти от их домов. И люди слышали это не с чьих-то слов, а были сами участниками событий. За эти недели они поняли, что защитники – вовсе не защитники и возненавидели их. Они говорили про подпаленные дома, и я все время думала, что это – фигура речи. Что они имели в виду – стреляли в дома, снаряд попал в дом. Но выяснилось, что подпаленные – это подпаленные. И действительно в Мариуполе много черных домов, которые просто сожжены. Их поджигали ВСУ, отходя. Чтобы просто не оставлять целыми.
Очередная поездка дала мне более четкое понимание, чем же таким являлся «Азов» для Украины. Я намерено говорю «являлся», и позже объясню почему. Вообще, он был кастой. Кастой, в которую мог бы вступить молодой человек, чтобы стать кем-то. На майдане в 14-м я видела, как люди, бывшие никем, становились кем-то. Вот они жили, жили, копали картошку, ездили на заработки, а тут раз – и они вершители революции. Раньше смысла в их жизни не было. А теперь появился – от них зависят мировые процессы. Украина с помощью Америки и Европы сделала все, чтобы вырастить эту касту, сделать ее модной, популярной. Азовцы, родившиеся в небогатых семьях, не получившие образования, не перегруженные интеллектом, должны были понимать, что они – особые люди. Они – надо всеми прочими.
